Главная/Воспоминания/История одного проекта. Рахим Ахмедов

История одного проекта. Рахим Ахмедов

Это был единственный фильм, который я не закончил… 

Меня срочно вызвала директриса студии «Кинохроники». 
-  Приезжай, есть работка. В это время я практически ничего не снимал и был готов взяться за любую тему. По дороге я размышлял, что за фильм предстоит снимать. Наверное, какая-нибудь заказуха о каком-нибудь передовом предприятии. Или что-то типа «проблемы современного градостроительства».  Я вошёл в кабинет.
- Ну, возьмёшься? - спросила она. - А что за тема? Одначастёвка про художника.При слове художник, тёплый луч надежды поднял мне настроение. В этот момент на её столе зазвонил телефон. Она взглядом извинилась и стала говорить о каких-то хозяйственных проблемах Художник… Ещё в школе я мечтал об этой профессии. Записался в изостудию Дворца пионеров. Рисовал карандашами и акварелью, делал наброски, даже попробовал вырезать линогравюры… В школе, пропуская уроки, я частенько бегал в Выставочный зал Союза художников на углу улиц Пушкинской и Гоголя. Там в двух залах с высокими потолками проходили различные выставки. Мне нравился запах масляной краски. Я мог по долгу рассматривать акварели, живописные картины, линогравюры, офорты, рисунки и плакаты. Вход туда был абсолютно бесплатный. И смотрительницы знали меня в лицо.

Чуть реже я бегал в Музей искусств. Перед входом в это старинное здание стояла великолепная мраморная скульптура Атланта, который держал на плечах земной шар. Билет стоил 10 копеек. В залах Музея была постоянная экспозиция – живописи, скульптуры, декоративно-прикладного искусства. А ещё мне запомнилась огромная кровать под балдахином с искусной резьбой по дереву. Я подолгу мог рассматривать портреты художника Д. Левицкого - тончайшую лессировку, детали одежды, бархатные складки, рисунок парчи и кружева, на которых можно было рассмотреть каждый узелок. И эти  глубокие, удивительные глаза, на веках которых были видны даже ресницы. Я зачарованно стоял перед небольшой картиной А. Куинджи «Лунная ночь», и чувствовал прохладу и волшебное сияние отражения полной луны в воде. Я не мог отвести взгляда от портрета «Проповедника» К. Маковского. Протянув руку прямо к зрителю, он что-то страстно кричал и как будто пронзал вас своим взглядом. Я быстро проходил мимо картины А. Беллоли «Купальщица», одновременно стесняясь и восхищаясь ею. А потом переходил в зал современных художников Узбекистана. Я почти наизусть знал эти работы, - полные солнца импрессионистические картины Павла Бенькова, великолепные портреты художницы Зинаиды Ковалевской, яркие декоративные композиции Александра Волкова, авангардные работы Виктора Уфимцева, серии экспрессивных портретов Абдулхака Абдуллаева, декоративно пейзажи Николая Карахана, изысканные, изящные восточные образы прекрасных девушек и юношей Чингиза Ахмарова, полные простора и широты пейзажи Урала Тансыкбаева… 

Я с нетерпением ждал, когда закончится телефонный разговор. И как только директор положила трубку, я быстро спросил: 
- А какого художника? 
- Рахима Ахмедова…  Рахима Ахмедова… Она даже не догадывалась как возликовал я в душе, услышав это имя. Эти удивительные по простоте и одновременно глубокие и философские картины действовали на меня магически. 
-  Ну, что согласен?
-  Конечно, - торопливо ответил я.
-  Но, при одном условии - картину нужно сдать в этом квартале. Ты сможешь? 
- Смогу.  
- С завтрашнего дня приступайте к съёмкам. Вот список группы.  

…Я знал несколько картин этого художника. Но чтобы побольше узнать о нём, приехав домой, первым делом открыл интернет и набрал в поиске: Рахим Ахмедов. Википедия выдала мне информацию.

Рахим Ахмедов родился 26 июля (по другим источникам — 28) 1924 года (по другим источникам — в 1921) в Ташкенте, в семье кустаря. В 1932—1937 годах — воспитанник детского дома Министерства просвещения УзССР Ташкента. В 1937—1941 годах учился в Ташкентском художественном училище у А. Волкова, Н. Карахана, Б. Хамдами, П. Бенькова. В 1947—1953 — в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Репина у Ю. Непринцева, В. Орешникова, И. Серебряного. В 1941 году призван в Красную Армию. Участник войны, служил на Северокавказском фронте. После возвращения в Ташкент, преподавал в Республиканском художественном училище им. П. Бенькова (1953—1954), с 1953 года — в Ташкентском театрально-художественном институте им. А. Н. Островского (ныне Государственный институт художеств и дизайна Узбекистана им. Камалетдина Бекзода.) Профессор (1976). Руководитель Творческой мастерской живописи Академии художеств СССР в Ташкенте (1973). Участник выставок с 1938 года. Персональная выставка картин состоялась в 1962 году в Москве. С 1953 года — член правления Союза художников Узбекской ССР. Председатель правления Союза художников Узбекской ССР (1965—1984 и 1992—1994), секретарь правления Союза художников СССР (1968).

В этой холодной статье из Википедии перечислялись все его звания, награды, работы, но не было сказано ни слова о его личности, о его семье, о внутреннем мире великого художника Рахима Ахмедова.

…Стояла ранняя весна. Мы сидели в студийном Дамасе. Довольно сильный дождь барабанил по крыше нашей машины. Из подъезда дома, прихрамывая, вышел невысокого роста человек, художник Рахим Ахмедов. Я подбежал к нему, раскрыл зонтик. 

-  Доброе утро. Рахим-ака смерил меня с ног до головы не очень приветливым взглядом - Вы и есть режиссёр? 

- Да, Рахим Ахмедович. Погода что-то не для съёмок. Может, отменим сегодня смену?

Он мрачно посмотрел на меня, потом перевёл свой орлиный взгляд на небо. Тяжёлые серые тучи плыли над городом. 

- Через час небо будет чистым,

– уверенно сказал он и, словно взяв командование на себя, решительно направился в сторону машины. – Едем, садитесь!  Сам он сел вперёд рядом с водителем. Разбрызгивая лужи, наш Дамас понёсся по улицам города. Я представил Рахиму Ахмедовичу нашу небольшую группу – кинооператора, его ассистента и водителя. 
- Дорогу на Ак-Таш знаешь? – спросил он.
- Конечно, - ответил водитель.
- А сценарий есть? - спросил меня Рахим-ака.
- Нет, - виновато признался я.
- Только вот сценарный план.
- Опять халтурите? – недовольно сказал он, беря в руки жалкий листочек. Надел очки. Прочитал мои черновые записи. – Хм, эпизод пятый, - прочитал он с издёвкой. – «Беседа с Р. Ахмедовым об искусстве». Только говорить я не буду. Я художник. Мои слова, это краски! Позже, когда мы снимали заседания Учёного совета, я убедился в том, что этот человек говорить умел. Да ещё как! Он абсолютно забыл про нашу камеру, её жужжание. Он говорил о состоянии дел на кафедре, о недостатках преподавания, об отношении студентов к учёбе и о многом другом. Да и вообще, чем ближе знакомился я с этим удивительным человеком, то начинал понимать, что за внешней суровостью скрывался человек с  доброй, открытой душой. Но одновременно, он был очень прямым и говорил даже самым большим начальникам всё, что он думал. Рахима Ахмедова уважали и побаивались. При этом он обладал и чувством юмора. Он относился к великому поколению пионеров, которое создало нашу страну, высочайшую культуру, науку, театр, живопись, кино. Его выразительное лицо с глубокими морщинами напоминало мне лицо воина готового отстоять любую крепость. Когда через некоторое время мы познакомились ближе, он как-то сказал мне:

- Знаешь, я детдомовец. В этой жизни я видел очень многое. Даже был одно время беспризорником. И жизнь моя не всегда была сладкой. Мне уже много лет. Но как трудный подросток, я до сих пор люблю личную свободу и независимость. Он часто бывал дерзок. Когда чувствовал не справедливость или ложь. А ещё он не любил фамильярность, потому что знал себе цену. 

…Наш Дамас проехал Горбатый мост. Мы поехали наверх в Ак-Таш, где на берегу сая находилась дача Рахима Ахмедова. Он оказался прав. Дождь закончился. Ярко светило солнце, и в голубом небе плыли лёгкие перистые облачка.

Соседи по даче, они же сторожа, большая семья, встретили Рахима Ахмедовича ни как дорогого гостя, а скорее, как отца. Женщины быстро расстелили дастархан с лепёшками, кусочками сахара, с пиалами мёда и сумаляка. Рахим-ака расспрашивал соседей о житье-бытье в Ак-Таше, сам рассказывал о новостях в Ташкенте. Мы сидели на полу, на бархатных курпачах. А Рахим-аке принесли стул, зная о болезни его ног. 

После недолгого завтрака мы поднялись по каменистой тропе наверх, где располагалась дача, а чуть выше подобие склада, - навес, где в больших коробках хранились холсты, этюдники, мольберты, банки с красками, с разными кистями, мастихинами и хозяйственные инструменты. Два подростка, дети хозяина помогли вынести большой этюдник, грунтовый холст в деревянном подрамнике. Делали они всё быстро, сноровисто, видимо не первый раз. 

- Снимай общий план, - попросил я оператора. Рахим-ака какое-то время стоял молча, разглядывая холм, бурную весеннюю речку-сай. В расщелинах, в тени ещё лежал рыхлый снег и вниз стекали ручьи. Вода билась о холодные камни, и они были покрыты мелкими льдинками, волшебно блестевшими на солнце. Уже в некоторых местах холма ярко зеленела трава и разноцветными пятнами радовали глаз первые горные цветы.

Я следил за взглядом Рахим-ака. Его сощуренные на солнце глаза, острые, пронзительные словно впитывали в себя этот хорошо ему знакомый пейзаж. Красоту весеннего дня, пробуждающейся природы. В его позе я вдруг увидел работягу, который готовится к исполнению тяжкого, но полезного дела. Он долго выбирал грифель по длиннее и после паузы быстрыми энергичными движениями стал рисовать склон горы, изгиб горной речки, обледеневший камень. Мы снимали на дорогой киноплёнке «Кодак» и надо было беречь каждый метр. В тот момент я пожалел, что у меня нет видеокамеры, чтобы запечатлеть все подробности происходящего волшебства. Рахим-ака теми же резкими динамичными движениями смешивал на палитре краски, поднимал глаза, сравнивая с натурой и, убедившись в созвучии наносил довольно широкой кистью краску на белейшее поле холста. Через полчаса, когда уже вырисовывался эскиз пейзажа, Рахим-ака остановился. 

- Вам достаточно? – спросил он. – Я устал.
- Конечно-конечно, отдохните Рахим-ака! - сказал я. Мальчик поднёс торопливо табуретку. 
- Ноги сильно болят, – виновато произнёс он. Потом улыбнулся. 
- Зимой у нас лифт сломался, и я сидел на своём десятом этаже в мастерской два месяца. Затем мы снимали детали, - пробивающуюся траву, рыхлый снег в прогалинах, обледеневший камень. Опираясь на плечо подростка Рахим-ака, подошёл к нам.

-  Вон, видите сосульки на крышах, есть прозрачные и есть жёлтые. Для меня жёлтые сосульки это символ нашей весны.

– Он сдержано улыбнулся и продолжил.

- Чуть позже на этих глиняных крышах зацветут маки. 
…Хозяева оставили нас на ужин. Группа расположилась на курпачах. Женщины быстро накрывали на хон-тахту. Хозяин достал, припасённую для дорогих гостей бутылку «Пшеничной» и вопросительно посмотрел на Рахим-ака.  
- Что спрашиваешь? Вытащил так открывай! 
Женщина поставила на дастархан ляган с дымящейся дымламой. 
- Угощайтесь, гости, дорогие! После горячего пили чай. Хозяин что-то прошептал сыну, тот убежал. Через некоторое время в дверях появился незнакомец с дутаром в руках.
- Вот, Рахим-ака, знакомьтесь, лучший дутарист нашей махалли Каххаржон!

Дутарист стал настраивать свой инструмент. И в это время единственная лампочка замигала и погасла.
- Итак каждый день. – пожаловался хозяин. Женщина занесла в комнату две керосиновые лампы.   Дутарист запел хрипловатым проникновенным голосом подыгрывая себе на дутаре. Старинная народная песня заполнила комнатку. Щемящая мелодия словно проникала в самое сердце каждого.
Я взглянул на Рахим-ака. Он тихо раскачивался в такт макома. Неровное пламя фитиля играло на его лице. Мне показалось, что в его глазах блеснула слеза. Он смотрел куда-то в тёмный угол, возвышаясь над всеми нами на стуле. О чём он думал в эти минуты, что вспоминал? Может быть морозные ночи в окопах войны, а может быть о нелепо и рано ушедших сыновьях, а может быть о своих родителях?..  Певец закончил песню. Рахим-ака знаком подозвал его к себе. Тот отложил дутар, подошёл к Рахим-аке. Художник обнял музыканта и сказал тихо: 

- Спасибо! - и добавил, внимательно, рассматривая его лицо. – Я, пожалуй, вас нарисую, вы не против?  Душевный вечер продолжился. 

…Мы возвращались в темноте. Обычно молчаливый Рахим-ака негромко рассказывал о своём детстве, о родителях о детском доме, где он впервые взял в руки карандаш. Теперь я пожалел, что у меня не было с собой магнитофона.

Слово «халтура», брошенное Рахим-акой в день нашего знакомства, сильно задело меня. Я хотел доказать, что это не будет халтурой. Этот фильм должен быть глубоким философским рассказом о внутреннем мире художника, о необычайной любви к жизни, во всех её проявлениях, о мастерстве и профессионализме. По ночам я прикидывал дикторский текст, думал о тех, кто будет рассказывать о нём. Конечно же, его друг Малик Каюмович. Они были очень похожи друг на друга. Оба прошли войну, знали тяжкий труд солдата, одинаково трепетно относились к своей профессии. Конечно, хотелось взять интервью у человека, который может быть лучше всех знал о нашей культуре, изобразительном искусстве - Азиза Каюмова.  Ещё у многочисленных учеников, а может быть и его учителей. Я даже задумал поездку в Санкт-Петербург, точнее в Ленинград, снять Рахим-ака в Академии художеств, где он учился, возле каменного сфинкса на берегу Невы, пройтись по Невскому проспекту. Как говорится: «Мечтать не вредно». Когда я заикнулся об этом директору студии, она развела руками: - Какой Санкт-Петербург? У нас нет времени. А главное, нет денег на командировку!

Я продолжал снимать. В его мастерской на десятом этаже большого дома в центре города, в институте среди педагогов и студентов художественного института, на Учёном совете.

Нашёл решение - не делать из фильма каталог многочисленных произведений Рахима Ахмедова. Надо сосредоточиться на моей любимой работе «Утро. Материнство». Сделать её идейным центром фильма. Подолгу изучал репродукции этой работы художника. В его мастерской я видел авторскую копию. А сам оригинал находился в Государственном Музее Искусств в Ташкенте. Но внимательно изучая композицию, детали, колористическое решение, я открывал для себя новые грани этого произведения.  Первое, что мне бросилось в глаза – простота и естественность этой работы. По деталям быта, одежды можно было понять, что это скромная семья, которая живёт ладно и правильно, преодолевая трудности, но в которой всегда царит мир и спокойствие. Мне нравилась общая атмосфера картины. Художнику удалось передать ощущение раннего утра. Маленькая деталь: молодые тополя за спиной женщины, они передавали лёгкое дуновение утреннего ветерка, прохладу. И в самой женщине чувствовалось, что она даже в трудную минуту найдёт для детей лакомый кусочек и доброе нежное слово. И одновременно эта женщина с простым мягким лицом, в случае опасности для детей с яростью тигрицы будет защищать своих малышей.

Я даже «слышал» эту картину, - щебетание птиц, далёкий крик петуха, лай собак, даже представил, что её муж рано ушёл на работу и заводит свой трактор. Я заранее прослушал музыку, которую можно было использовать в фильме. С оператором мы уже распланировали какие детали будем укрупнять, где будет панорама. Я наметил места, где мы будем снимать: его   дом в Рабочем городке, Центральный выставочный зал, который был построен благодаря Рахиму Ахмедову. Я хотел снять его дочерей Эльмиру и Нигору, которые косвенно пошли по стопам отца – стали ведущими искусствоведами республики. В один из дней я рассказал художнику о том, как замыслил фильм.
- Может быть ты и прав! – сказал Рахим-ака. – Тема матери и дитя всегда была, есть и будет самой важной и глубокой темой

Первое появление картины вызвала неоднозначную реакцию публики. Большинству это произведение безоговорочно понравилось. Но была и другая оценка. Ханжи и лицемеры разных рангов предъявили художнику обвинения… «Как он посмел показать женщину-узбечку с обнажённой грудью?.. Это не соответствует нашему менталитету. Ведь можно было прикрыть грудь каким-нибудь платочком или перекрыть веточкой от дерева.»

Картина «Утро. Материнство» с триумфом выставлялась на различных выставках во многих столицах мира и была названа «Узбекской мадонной».

Неожиданный звонок из приёмной с просьбой «зайти», обнадёжил меня, а вдруг вопрос командировки в Санкт-Петербург решился. В приподнятом настроении я вошёл в директорский кабинет.
Поздоровался.

- Давайте пройдём во двор, чтобы нам не мешали.

Мы молча шли по аллее. Рабочие, которые выкорчевали кусты граната, недавно посаженные саженца яблонь и черешни, в готовые лунки сажали ёлки. Я хотел спросить: «Что происходит?». Женщина опередила меня.

- Сверху посоветовали, - негромко произнесла она. Мы прошли ещё шагов десять. 
- Я вас очень прошу, не беспокойтесь заранее. Вы без работы не останетесь. Я дам вам интересную тему.
- Спасибо, но мне надо закончить фильм о Рахиме Ахмедове. Повисла долгая пауза.
- Вчера ко мне позвонил… Не важно кто. Он сказал, что есть мнение в руководстве закрыть картину…   - Что?..

- Мне очень жаль, поверьте. Я всю ночь из-за этого не спала. Я видела с каким энтузиазмом вы принялись за работу. Но… приказы, как говорится, не обсуждаются. 

Оглушённый я ехал домой. Почему? За что? Множественные вопросы доводили меня до головокружения. Я едва не врезался в автобус. Водитель обматерил меня и был прав. В чём же была причина, может это была месть за прямоту и честность Рахима Ахмедова? За его колючий характер? За свой взгляд на жизнь и на происходящее вокруг? У него было много регалий, орденов, наград. Но на мой взгляд он заслуживает большего. Он уже был человеком, которого можно назвать национальным достоянием.

Я боялся встречи с ним. Не от страха, а от стыда. Я представил взгляд Рахима Ахмедова – пристальный. Я почувствовал себя предателем, вспоминая его слова: «Наверное, фильм у нас получится.». Уже был анонс в телепрограмме о фильме. Рахим-ака с нетерпением ждал. Потом, как мне стало известно, он обзвонил с гордостью своих друзей коллег и учеников о предстоящей премьере фильма. Каково же было его разочарование, недоумение, когда фильм так и не показали. Многие перезванивали в ожидании фильма и говорили, что не могут найти этот телевизионный канал.

Я мог лишь предполагать переживания художника. И я не осмелился позвонить ему.
…Я вспоминал наши беседы, съёмки, когда местный певец пел маком. Быть может он предчувствовал что-то?

 …Я увидел его на выставке в Центральном выставочном зале. Он сидел на банкетке о чём-то разговаривая с кем-то. Я хотел было незаметно уйти. Но вдруг услышал своё имя. Я оглянулся. Рахим-ака жестом подозвал к себе.

-  Садитесь, режиссёр! - Он положил руку мне на плечо. – Я всё знаю… Не вините себя.

…Три года спустя 8 июля 2008 года великий художник Рахим Ахмедов покинул этот мир, оставив нам свои картины, многочисленных учеников, и память благодарных зрителей о себе.Это был единственный фильм, который я не закончил.

 

20.08.2020